vincent thymus grantaire
с самого моего рождения все называют меня винсент /венсан/ таймус грантер. судя по скоплению звезд, я родился под созвездием овна, а именно в последние дни марта двадцать один год назад. моя дорога началась в руане, что на севере франции, но сейчас я проживаю в эдинбурге. на городском совете было решено, что вследствие моего опыта и возраста я могу быть кондитером в небольшой семейной пекарне. в моих сокровенных мечтах я представляю парня, но наяву делю свое сердце со своими пустыми надеждами. мне неустанно говорят, что я похож на alexander vlahos.
человек существует благодаря своей разносторонности и умению меняться в зависимости от ситуации. каждое слово, сказанное вами, то или иное действие все это складывается благодаря вашим чертам характера. не думайте, что я попрошу вас рассказать о своих лучших и худших чертах характера. нет. я просто прошу вас объявить семь своих самых важных черт характера. тех черт, без которых вы это не вы. | не умеет быть загадочным, является по сути открытой книгой по части переживаний и личных проблем — романтичен, в приоритете всегда держит отношения, а не учебу_карьеру — отходчивый, совершенно не умеет обижаться и даже не пытается обещать себе не писать кому-то день или два, потому что знает, что сорвется через часа полтора — увлекающийся, при наличии интересной идеи забывает про все и вся и несется вперед аки бронепоезд — невыносимо заботливый, когда дело касается близких людей, считает своим священным долгом окружать их заботой и вниманием даже если его не просили — отзывчивый, всегда готов помочь, даже когда дело касается помощи людям, которые ему неприятны и он прекрасно понимает, что они бы ему никогда помогать не стали — оптимистичный до одури, сколько бы не рыдал в подушку, в итоге все равно верит в лучшее, что рано или поздно все будет не просто хорошо, а отлично, он состарится в компании своей второй половинки, станет богатым и знаменитым и купит себе домашний проектор, чтобы смотреть на нем `энни холл` |
я хочу спросить вас о вашей семье. родственные связи не определяют нашего характера и не выбирают за нас свою судьбу, но не редко мы, смотря на своих родственников, выбираем определенную дорогу. утопая в омуте, задумываясь о том, а что бы подумали они? те, от которых идет ваш род. те, без которых не было бы вас самих. | esther grantaire [эстер грантер] — мать. сорок пять лет, урожденная гамильтон, шотландка, хозяйка небольшой адвокатской конторы в абердине. воспитывает младшего сына, со старшим контакты поддерживает редко. gilbert grantaire [жильбер грантер] — отец. сорок три года, француз, мелкий чиновник в парижском муниципалитете. ушел из семьи, когда винсенту было одиннадцать, с тех пор с бывшей женой и сыном не общается. silas grantaire [сайлас грантер] — младший брат по матери. три года, носит фамилию отца винсента в силу того, что эстер не захотела давать сыновьям разные фамилии. |
the bard's tale biedl
я и есть автор своих сказок, вы можете называть меня костей. а найти меня всегда можно с помощью вк / sadhammerheadshark.
не особо интересные факты: | |
вместо стихов нужно было учить математику. никто так и не попросил рассказать наизусть «одиссею» [хотя я был готов и к таким вызовам]. и каждый день я решаю неравенство, что больше: я или мое одиночество? каждый день я стараюсь понять, что больше: я или мое одиночество? и каждый день я стараюсь найти х, спрятанную в городах, не похожих на мой, и каждый день я получаю, что привязанность х ко мне — отрицательное число. я вычитаю из общей суммы: минус сутки, когда я лежал и смотрел в стену, боясь пошевелиться, боясь подать хоть один признак жизни. минус неделя, когда я забывал выйти из дома, минус полгода, когда необходимость говорить заставляла плакать — и получаю ноль. | в юности увлекался историей великой французской и американской революций, но вскоре потерял всякий интерес к чтению переписки вашингтона с лафайетом; продаст душу за роял чизбургер из макдака и прохладный ягодный сидр; больше всего на свете боится быть похожим на своих родителей; не любит и не умеет спорить, поэтому всячески старается избегать конфликтных ситуаций; очень доверчив и априори считает, что все люди говорят то, что думают; сам, соответственно, всегда говорит только то, что у него в голове и на сердце, совсем не умеет врать, не считая привычки приукрашать истории, и вообще любит проговаривать все, что у него на душе, нередко игнорируя при этом наличие заинтересованности у собеседника; экстраверт, интуит, этик, иррационал; панически боится незнакомых мест и без острой необходимости никогда не заставит себя в одиночку зайти в новый бар или кинотеатр; любимый режиссер — вуди аллен, любимый писатель — стивен фрай, любимый безалкогольный напиток — кола зеро, любимая группа — the smiths |
в свое шестнадцатое лето винсент едет к бабушке в руан, где та вручает ему потертый томик гюго, загадочно улыбаясь. продираясь сквозь тяготы жизни беглого каторжника, мальчик не понимает, зачем ему вся эта история и что в ней такого важного, пока не доходит до части, посвященной друзьям азбуки. вернувшись в школу, он требует от друзей, чтоб отныне звали его лишь по фамилии, и начинает общаться с местными раздолбаями, понимая, что в приличной школе и с компанией друзей, выросших в хороших семьях, другого способа полюбить вино у него не будет.
грантер уезжает из родного руана, когда ему пять. город детства с его узкими улочками, прохладной набережной сены и точеными аббатствами остается за спиной, как и вся франция, привычные `ça va bien, merci, et toi?`, бабушка с её воскресной выпечкой и дворовые друзья, называющие щекастого мальчугана венсаном, а не винсентом. друзья семьи предложили отцу грантера работу в английском портсмуте — всего пять часов езды через евротоннель, садишься в машину рано утром и уже в полдень ты в совершенно другом мире. грантер пытается привыкнуть к тому, что его называют `винсентом`, словно это совсем чужое имя. он идет в подготовительную школу и даже находит друзей. раз в неделю, по субботам, родители водят его в дорогую пиццерию — теперь у их семьи достаточно денег — и посмеиваются над его боязнью оставаться в одиночестве в большой съемной квартире.
грантер уезжает из почти ставшего родным портсмута, когда ему одиннадцать. верней, он уезжает оттуда на каникулы и не возвращается вовсе. он проводит летние каникулы у бабушки по матери в шотландском абердине, когда поздним вечером его мать закрывается в спальне с телефоном и из-за двери начинают раздаваться всхлипы. грантер ничего не понимает и продолжает строить зоопарк в видеоигре на старом родительском ноутбуке. на кухне бабушка тихо переговаривается с зашедшей в гости подружкой: `я всегда знала, что лягушатник рано или поздно свалит, паскуда эдакая`. это потом, когда все уляжется, грантеру невзначай, прямо посреди рождественского ужина, расскажут, что его отец регулярно уходил из семьи, когда мальчик был совсем маленьким. а пока что грантера волнует лишь то, целесообразно ли будет садить в одну клетку белого и бурого медведей.
грантер уезжает из так никогда и не ставшего родным абердина, когда ему исполняется восемнадцать. он оставляет за спиной школьных друзей, которым еще вчера, сидя на пристани и допивая бутылку водки, клялся в вечной дружбе. оставляет мать, наконец-то решившуюся исполнить мечту всей своей жизни и начать свое дело, оставляет младшего брата и покосившуюся от альцгеймера бабушку. он собирает чемоданы и с щемящим чувством в груди садится на поезд до эдинбурга. он оставляет всю свою юности позади — дешевый виски, распитый в туалете модной школы прямо перед важным тестом по физике, своего первого парня с его дешевой старой машиной, поездками на пляж по выходным и неловким сексом, заставляющим задуматься, зачем люди вообще уже тысячи лет воспевают что-то настолько странное и неприятное. он оставляет все это за спиной, потому что в руках у него блестящий новизной желтый чемодан, впереди — такси до кампуса эдинбургского университета, а в наушниках пол маккартни, раз за разом твердящий, что `nothing's gonna change my world` и грантер почти готов в это поверить.
грантер покидает стены эдинбургского университета в третий и, кажется, последний раз, когда ему двадцать один. один год своей жизни он посвятил отельному бизнесу и его отчислили. один год — социальным наукам, итог тот же. последняя попытка была посвящена программированию, чем она закончилась угадать, наверное, несложно. грантер переезжает в небольшую комнатку в одном из спальных районов города и с третьей попытки устраивается в небольшую пекарню, в которой ошиваются хипстеры и надо с утра до ночи печь бейглы. он больше не тот мальчик, который зачитывал до дыр сэлинджера и гессе и считал себя не таким, как все™. он вспоминает, как лет в шестнадцать даже думать не мог о том, что ему светит судьба простого человека, возвращающегося с работы в кряхтящем автобусе, а не знаменитости, раздающей налево и направо интервью. он уже ни во что не верит, кроме того, что сердца созданы, чтобы разбиваться, надежды, чтобы быть неоправданными, а люди, чтобы во всем этом круговороте жалости к себе как-то выживать и умудряться верить в наличие во всем этом хаосе высшего смысла.
в какой-то момент грантер осознает, что ничто больше не помогает. не помогают песни колдплэя со всеми этими `the hardest part was letting go, not taking part` и `you really broke my heart`. не помогает дешевое вино из супермаркета за углом — всего два фунта за бутылку, один к одному разбавить колой. не помогает нытье друзьям, слишком упорно подшучивающим, что за еще одно упоминание своего разбитого сердечка парень полетит в бан. не помогают ни надежды на то, что все будет хорошо, ни вера в судьбу и высший замысел. круг замыкается и грантер остается наедине с самим собой — жалким, беспомощным, эгоистичным мальчиком, который из раза в раз набирается глупости и всей душой начинает верить, что может быть кому-то нужен. двадцатилетний парень с длинной челкой и привычкой ставить многоточия после каждого предложения, одноклассник со смешной фамилией, таскавший ему мандарины во время болезни, журналист с местного телеканала, называвший в честь грантера второстепенных героев своих никому не нужных пьес, парень, звонивший ему пьяный посреди ночи из соседней страны, но так и не сумевший отнестись к винсенту серьезно, распиздяй-собутыльник, в шутку обещавший украсть на пару ребенка из детского сада и воспитать его самым гейским геем. с каждым разом грантер нырял все глубже и привязывался все сильней и тем больней было с каждым разом принимать то, что никто из них и не задумывался воспринимать его так же серьезно, как он их. а потом случился он. мальчик, с мыслями об объятиях которого грантер засыпал каждый вечер. мальчик, которому хотелось сутками твердить, что он самый замечательный на свете и ни в одном толковом словаре не найдется слова, хоть немного способного описать то, как он важен для грантера. мальчик, которого хотелось обнимать и целовать в плечо, с которым было не жалко делиться самыми любимыми фильмами, мальчик, который сначала наполнил жизнь грантера смыслом, а потом забрал его, оставив плакать до осипшего голоса, исследовать границы умения винить во всем себя и тщетно пытаться вспомнить, как же он, блять, жил до этого, ведь как-то же жил, верно?
только вот жить с разбитым сердцем можно научиться. можно смириться с тем, что ты, наверное, рожден, чтобы заботиться о тех, кому не придет в голову даже спросить, как у тебя дела. можно вырезать из своей самой сути эгоизм и желание хоть раз в жизни ощутить всей кожей тепло взаимной любви, как когда-то ты вырезал на руке по одной черточке на каждый раз, когда тебе хватало глупости поверить, что ты действительно можешь быть интересен людям. можно написать себе памятку, призванную успокоить в те моменты, когда хочется выть и скулить от каждый раз внезапного осознания того, что всем, кто когда-либо был важен тебе, нет до тебя никакого дела. можно тысячу раз подряд прослушать монолог из дурацкого сериала про то, что любить — это давать человеку все, чего он хочет, закрывая глаза на то, как от этого больно тебе самому. можно сделать что угодно — напиться, написать три тысячи улетающих в пустоту символов о том, как бесполезна твоя жизнь, и никому их не показать, попытаться забыться в омуте учебы и работы — только вот все это неважно, когда ты давно все для себя решил.
а грантер решил. грантер уже проходил все это не раз и не два, и на собственной шкуре понял, что все эти рыдания и жалость к себе ни к чему хорошему еще никого не приводили. и раз уж выпало тебе быть по жизни ненужным и лишним, то соберись ты уже с духом и стань хотя бы в этом лучшим. потому что этим и заканчиваются все памятки, сохраненные на телефоне грантера. перестань скулить, окружай нужных людей любовью, если для тебя это так важно, перестань требовать от них чего-то взамен и, ради всего святого, найди себе хобби, у тебя слишком много свободного времени. потому что все, что ты умеешь — это отдавать себя без остатка. по пять раз на дню с неподдельным интересом спрашивать у людей про их дела, маячить где-то поблизости вне зависимости от того, обращают на тебя внимание или нет, быть рядом, когда им плохо, быть рядом, когда им хорошо, быть рядом, когда терпеть тебя у них больше нет сил. дарить дурацкие подарки, сыпать неловкими комплиментами, печь для них имбирное печенье и вязать тёплые шарфы. потому что глубоко в душе ты уже давно понял, что тебе не так важна взаимная любовь, как разрешение любить кого-то. конечно, периодические напоминания о том, что ты — не совсем пустое место, это неплохо и пиздец как приятно, но признай, грантер, ты и без них великолепно справился бы. потому что если у тебя и есть талант, то заключается он в умении незаметно подкрадываться к самым замкнутым людям, окружать их своей любовью, даже когда они этого не хотят, терпеливо вздыхать, когда у них нет на тебя ни времени, ни настроения, и ждать своего часа, чтобы вновь заполучить хоть на пять минут шанс проявить всю свою заботу. потому что если что и греет тебя ночами, то это мысли о том, что лучше всего ты умеешь незаметно становиться важной деталью интерьера, к которой нетрудно привыкнуть и которую легко перестать замечать, но от этого она не перестает играть важную роль.
if only i had an enemy bigger than my apathy i could have won
mumford & sons — i gave you all
- - - - -
